Оригинал: https://www.fanfiction.net/s/1258629...other-s-Keeper
Первым, что он заметил, был звук капающей из трубы воды вдалеке. Вторым — затхлый запах и, наконец, последним — полная, абсолютная темнота. Тихо застонав, он сел. Проведя руками по лицу, понял, что его маска исчезла. На самом деле, отсутствовало все боевое снаряжение. Он чувствовал себя почти голым, укрытый тонким покрывалом. В помещении, где он находился, было холодно и сыро. Темнота была настолько глубокой, что он не мог сосредоточиться ни на чем конкретном. Смутные тени, казалось, маячили на границе поля зрения, но стоило повернуть голову — они исчезали. Тихо проворчав что-то себе под нос, он поднялся и ощупал стену.
Когда он вытянул перед собой руки, пальцы вскоре коснулись гладкой поверхности решетки. Он в камере. Захвачен в плен. Конечно, это неожиданно и не сулит ему ничего хорошего. Никто не знает, что его враг может с ним сделать.
Он выругался, когда воспоминания начали возвращаться к нему. Было сражение. Во время боя кто-то бросил ему под ноги газовую гранату. Это стало для него полной неожиданностью. Он не помнил, чтобы у врага было такое оружие. Газ одолел его всего за несколько секунд. Он нахмурился. Определенно, его команде следует поработать над противостоянием подобному, когда он выйдет из камеры —
если он выйдет.
Он хорошо знал своего врага. И если быть совершенно честным с собой — не был уверен, что сможет победить его. С годами тот набирал силу. Его до сих пор покрывали шрамы, оставленные их последней битвой. Но были и иные, гораздо более глубокие, чем покрывавшие кожу. Те раны, что не заживают.
Он вздохнул, отходя от решетки и направляясь в дальнюю часть камеры, используя стену как ориентир. Были времена, когда он скучал по тому, кем был раньше его враг. Когда-то меж ними было столько теплоты и любви. Они заботились друг о друге и сражались друг за друга. Ведь они были братьями.
Свет начал понемногу заполнять коридор перед камерой. Там двигалась бесшумная, как привидение, фигура, приближаясь к нему. Но он уже знал, кто это — по отвратительной тени, которую отбрасывал пришедший. И нахмурившись, ждал, пока тот остановится всего в нескольких футах от решетки.
— Мне следовало бы убить тебя за все, через что ты заставил меня пройти.
Пленник фыркнул.
— Тогда почему ты этого не сделал? Ты поставил меня в явно невыгодное положение. Ты мог убить меня в любой момент. Зачем было запирать меня здесь?
— Потому что я не хочу, чтобы ты умирал. Пока что не хочу, — его враг бросил через решетку бутылку воды и несколько кусков хлеба. Потом отвернулся. — Сначала ты будешь страдать во тьме за все, что украл у меня. — И исчез, словно призрак, как и появился.
Пленника не слишком утешило, что слабый свет, принесенный его похитителем, позволил рассмотреть окружавшее его пространство. Он находился в камере предварительного заключения, заброшенной по виду. Напряг разум, задумавшись, где она может находиться. Они должны быть все еще в городе — это все, что он знал. Его враг не захочет надолго разлучаться со своими последователями. Но тогда напрашивался вопрос: почему тот не забрал его в свой дом, где пленник, насколько он знал, был бы под более серьезной охраной?
В отдалении он услышал шорох маленьких когтей по цементному полу. Вспомнив о хлебе и воде, неуклюже полез за ними. На миг задумался, не отравлены ли они.
Нет, он сказал, что я пока нужен ему живым.
Эта крошечная трапеза стала последней полученной им за последующие пять дней. Он сидел в темноте, желудок скручивало от голода, а во рту пересохло. В этом вынужденном одиночестве непрошенные воспоминания вернулись. В детстве они вместе играли, ссорились и мирились, как все мальчишки. В подростковом возрасте они сражались бок о бок — неразлучно. Они знали друг друга так, как могут только лучшие друзья. До того рокового дня — дня, когда они потеряли друг друга.
В кромешной тьме одиночества он поежился. Почему они позволили той единственной помехе встать между ними? Почему он не оказался достаточно сильным, чтобы уйти? Не был достаточно великодушен, чтобы отдать брату то единственное, что сделало бы его счастливым? Он должен был уметь держать себя в руках. Должен был видеть боль, которую испытывает брат. Но он не сделал этого, они сражались, и все было потеряно.
Минуты тянулись для него, как часы, а часы — как дни. Он чувствовал, как слабеют его мышцы. Наконец тусклый свет появился снова. На этот раз он был слишком ярким. Он прикрыл глаза рукой. Свет не сопровождал звук шагов, но он знал, что враг его стоит перед камерой. Хотел вскочить, схватить того за горло и заставить открыть дверь, но тело подвело его. Одна мысль о том, чтобы подняться, заставила его ноги дрожать от напряжения.
Враг продолжал молчать. Затем бросил в камеру бутылку с водой и кусок хлеба.
Итак, вот какой будет его игра. Враг собирается медленно уморить его голодом. Он смотрел, как хлеб падает на грязный пол камеры. Каждая клеточка тела жаждала одного — наброситься на него и проглотить одним укусом. Он решительно поднялся на дрожащие ноги и поднял голову. Он не будет пресмыкаться, как животное.
Его тюремщик повернулся, словно собираясь уйти, не сказав ни слова, и тогда он заговорил. Голос его был хриплым от жажды и долгого молчания.
— Что с нами случилось?
— Ты знаешь что.
— Но почему это произошло? Ты же мой брат. Мы вместе росли. Мы любили друг друга. Ты был моим лучшим другом.
Его похититель не поворачивался.
— Это было очень давно. Ты предал эту дружбу. Ты мне не брат, — и с этими словами снова исчез.
Оставшись один в темноте, он снова упал на колени. Не в силах дальше бороться с голодом, пополз вперед, чтобы найти воду и хлеб. Если он хорошо знал своего врага — а он знал, — тот не вернется еще долго. Как ни хотелось выпить воду залпом и съесть хлеб в два укуса, он решил дозировать их. Но в темноте время шло совсем по-другому. Трудно было даже сказать, когда наступит день или ночь. В итоге он использовал звук проходящего поезда метро, чтобы как-то исчислять время. Но и это было ненадежно. Он понятия не имел, сколько времени проходит между поездами, один он или их несколько. К тому же, судя по звуку, проходили они не близко, казалось, что на значительном расстоянии. А это означало, что находится он не в самом оживленном районе. По правде говоря, за все время заключения он не слышал иного голоса, кроме голоса своего тюремщика.
Он сунул последний кусочек хлеба в пересохший рот. Теперь было труднее жевать и еще сложнее — глотать.
Конечно же, они уже ищут меня. Еще немного, и меня найдут.
Прошло десять дней, прежде чем снова появился свет. Он чувствовал, как его тело медленно отключается. Он не смог даже оторвать голову от холодного пола, когда тень приблизилась к решетке.
— Все еще жив? Отец гордился бы твоей выносливостью.
Он медленно повернул голову и уставился на знакомую фигуру.
— Почему? — все, что смогло выдать его пересохшее горло, и он произнес это не громче шепота. Все это время он смотрел на тюремщика затуманенным взглядом.
Его похититель присел на корточки прямо за решеткой, всего в трех футах от него. Впервые удалось увидеть его глаза, несмотря на темноту. Они были равно печальны и холодны.
— Ты скоро умрешь. И больше меня не увидишь, — похититель поднялся и отвернулся.
Собрав последние силы, он перевернулся на спину и протянул руку сквозь прутья решетки.
— Погоди.
Похититель остановился в нескольких футах от него.
— Какой печальный конец для такого гордого воина.
— Пощади, — слово с трудом вырвалось из его горла, и он возненавидел себя за эту слабость.
Тюремщик резко обернулся и яростно взглянул на него.
— Пощадить? Ты смеешь просить у меня пощады! После всего, что ты сделал! Ты пощадил ее? — прорычал он. — Ты умрешь, как и она, оставшись один в темноте.
Он в последний раз повернулся спиной к своему пленнику. Его брат получил то, что заслужил. Выходя из зоны ожидания Службы безопасности станции метро, он слышал выкрикнутое из глубин темноты:
— Йоши!